Колумбы иных миров - Страница 103

103

Шестого марта пришла весна — очень ранняя для этих широт. Полил дождь, смыл почти весь снег. Только в чащах, меж деревьев, и по северным склонам оврагов сохранились жалкие потемневшие остатки недавних сугробов. Реки поднялись в одночасье, взломав ледяные оковы. Дороги развезло окончательно. А еще говорят, будто в Герцогствах они самые лучшие! Летом — возможно. Но по весне назвать эти пристанища болотников «дорогами» мог лишь самый непритязательный путник, такой, как Меридит.

— Чем ты недоволен? — удивлялась она в ответ на ворчание Орвуда. — Первый раз весну увидел, что ли? Тепло, более или менее сухо — живи да радуйся!

Лучше бы она помалкивала!

— Ничего себе — сухо! — заорал гном в голос— Да я едва ноги передвигаю! То разъезжаются, то вязнут — того гляди, сапоги на дороге оставишь! Грязищи по колено!

Меридит во всем любила точность.

— И не по колено вовсе. От силы по щиколотку. Ну, может быть, местами чуть выше.

— Тебе этого мало?! — Возмущению почтенного Канторлонга не было предела. — Да мы уже как свиньи идем! На себя сзади посмотрела бы! Вся спина в брызгах, разве что с ушей не капает! Хуже болотника!

Меридит пожала плечами. Чистота собственной спины ее совершенно не заботила, но развивать тему дальше она не стала, чтобы не провоцировать конфликт. Она знала: споры из-за погоды порой бывают неоправданно эмоциональными. К примеру, однажды, в бытность свою студентами, Хельги и Энка не на шутку сцепились из-за того, какое лето лучше — жаркое и солнечное или прохладное и дождливое. Орали так, будто их личные предпочтения могли что-то изменить. Едва до драки не дошло!

Но одно дело — дерущиеся студенты, и совсем другое — братья-богомольцы, которым полагается быть тихими, дружелюбными и благостными. В базарный день на тракте было немало народу, буйное поведение могло привлечь к самозванцам ненужное внимание. Разумнее было предоставить Орвуду возможность тихо ворчать и браниться в собственное удовольствие. Так диса и поступила.

Город, куда они пришли, назывался Рииль. Принадлежал он короне Рейвена — так было в недавнем прошлом. А теперь и он, и сам Рейвен принадлежали братству, попали под его власть одними из первых. Герцог Рю Рейвен надел белую рясу и получил сан Прародителя — это был единственный способ сохранить власть. Впрочем, Рю Рейвена он вполне устраивал. В истинных богов герцог уверовал столь искренне и истово, что без всякой жалости утопил в озере собственного младшего сына — во славу Умрана и Эрды. Так теперь поступали многие — боги требовали жертв. Правда, скорое и всеобщее процветание, обещанное взамен, никак не наступало. Наоборот, после тяжелой и голодной зимы большинство местных хозяйств пришло в упадок. Рынок Рииля, один из лучших в Срединных землях, заметно оскудел.

Но все же не настолько, чтобы им пренебрегали. Путникам пришла пора запастись провизией, сменить зимнюю одежду на легкую. Кроме того, у каждого имелась личная нужда. Аолену захотелось пополнить запас стрел. У Рагнара прохудился левый сапог. Орвуд надумал обзавестись частым костяным гребнем для бороды — на всякий случай. Ночевки на человечьих постоялых дворах зачастую чреваты неприятностями гигиенического свойства. Меридит приобрела новый точильный брусок. Балдур — меч, нож и боевой топор (прежде ему приходилось пользоваться оружием спутников). Энка купила старинный дротик, просто потому что понравился. Хельги — новую рубашку с кружевами по широкому отложному вороту (другой просто не нашлось, а Ильза пообещала кружева спороть и забрать себе.) Улль-Бриан — чистую книжицу, записывать свои вирши. Ильза — медный браслет в виде змейки, для красоты. А у Эдуарда имелся свой, особый интерес. Он решил, что настала пора отделаться от неразменной монеты, тяжким грузом хранившейся в правом кармане его куртки.

Лишь на пятнадцатой покупке принцу улыбнулась удача. Это был сехальский сосуд, широкий и приземистый, с очень узким горлышком. Металлическую поверхность его украшала причудливая орнаментальная вязь. А в днище была проделана дырочка величиной с палец, чуть уже горлышка. Именно она и привлекла внимание Эдуарда, ибо делала сосуд совершенно бесполезным — ничего в такой не насыпать, не налить.

— В принципе туда можно втыкать свечку, чтобы не падала, — не одобрила его выбор сильфида.

— Ерунда! Не за тем его делали! Для свечи он неудобный! — поспешно возразил Эдуард, запуская руку в карман.

Он оказался прав. Золотой исчез безвозвратно. А Балдур, подошедший из оружейного ряда, оглядел покупку и расхохотался.

— Ты его потри ладонью, — посоветовал он. — Увидишь, что будет!

Эдуард послушался, потер. Эффект был незамедлительным. Раздалось шипение, переходящее в пронзительный свист. Из горлышка вырвался клубок синеватого дыма. В считанные мгновения из него соткалась вполне материальная фигура странного существа — тощенького, лысенького, остроухого, синекожего, размером с локоть. Существо громко чихнуло и выжидательно уставилось на своего освободителя раскосыми желтыми глазами. Тот вздрогнул и попятился.

— Ой! Ты кто?!

— Я — дух Анаха. Живу в сосуде. Ты меня вызвал! — Дух говорил по-староземски с заметным южным акцентом.

— И что же?! Ты теперь станешь мои желания исполнять?! — Испуганный принц вновь полез в карман. Там было пусто по-прежнему.

— Не-а! Не стану! — охотно отвечал Анаха.

— А что станешь? — спросил Эдуард глуповато.

— Есть стану. Пить стану. Вино! Есть у тебя вино урожая двенадцатого года?

— Никакого у меня нет! — буркнул принц резко. Ему начинало казаться, что над ним насмехаются. — Не знаешь, как запихнуть этого обратно? — обратился он к Балдуру.

103